Нарек Авакян (Analyst) Приветствую всех читателей своего блога! В последнее время все только и говорят про политику мировых Центральных Банков – с одной стороны, ЕЦБ все больше смягчает денежно-кредитную политику и даже заявляет о возможности увеличить объем программы количественного смягчения, с другой стороны ФРС уже начал поднимть ключевую ставку. Я решил, что стоит в этой связи проанализировать возможности ведения политики со стороны не каких-то далеких заморских регуляторов, а нашего собственного Центрального Банка. Подтолкнули меня последние заявления ряда проправительственных экономических советников (а конкретно – г-на Сергея Глазьева) о необходимости провести в России собственный аналог количественного смягчения. Я постарался оценить возможности для проведения таких программ в нашей стране, а также их возможные последствия и еще сделал небольшой анализ по состоянию российского финансового рынка.
Начну, наверное, с основных аргументов сторонников данной программы, главным из которых является стремление простимулировать экономический рост. Этот аргумент, действительно, является очень веским и крайне актуальным в нынешней российской действительности (вот уже как 3 года в России экономическая ситуация остается крайне удручающей). Несмотря на некоторое улучшение макроэкономической конъюнктуры, спад ВВП по-прежнему превышает 3.5% в годовом выражении, а в обрабатывающих отраслях промышленности и вовсе наблюдается обвальное падение производства более чем на 5%. Кроме того, инвестиции в основной капитал по итогам года могут рухнуть примерно на 8% и составить менее 12.5 трлн. рублей – это всего немногим более 15% от ожидаемого размера ВВП. При этом, несмотря на девальвацию рубля и резкий рост инфляции, денежный агрегат М2 с начала года вырос всего на 2.3% и составил менее 32.9 трлн. рублей – всего около 41% от ожидаемого ВВП в 2015 году (самый низкий показатель среди всех крупных экономик мира). В результате, резко сократилось кредитование экономики, что и стало одной из основных причин резкого спада в сфере инвестиций. С этой точки зрения, действительно, количественное смягчение способствовало бы преодолению кризисной ситуации.
Однако необходимо понимать также и риски, которые возникают в результате количественного смягчения (не важно в какой форме оно проводится). Во-первых, резко усилится давление на национальную валюту. С учетом того, что рубль и так уже обесценился более чем в 2 раза с начала 2014 года, данный шаг способен будет привести к еще одному девальвационному шоку, который так или иначе скажется на росте инфляции (пусть и не так существенно, как это было после декабря 2014 года), а также сдвинет сроки начала восстановления экономики, инвестиционной и потребительской активности. Во-вторых, рост ликвидности на финансовом рынке будет способствовать созданию пузырей, что крайне опасно для нынешней российской действительности. Учитывая и так уже достаточно высокую закредитованность населения (согласно данным НБКИ, каждый пятый банковский заемщик имеет 2 и более кредита), увеличение кредитования может в результате привести к резкому росту просрочек по банковским кредитам. Сейчас сумма просрочки свыше 90 дней уже составляет более 1.1 трлн. рублей – это почти 11% от общего кредитного портфеля банковского сектора страны.
В-третьих, снижение процентных ставок в экономике приведет к усилению оттока капитала из страны. В результате, будут нивелированы все успехи, которые были достигнуты в этой сфере в текущем году. В частности, по итогам года чистый отток капитала, скорее всего, не превысит и 60 млрд. долларов, против 153 млрд. долларов в 2014 году и порядка 64 млрд. в 2013 году. В результате, курс рубля окажется под еще большим давлением, а также будет еще одна волна сокращения иностранных инвестиций. В итоге, инвестиционная активность вместо ускорения сократится еще больше, и как следствие – сфера инвестиций по-прежнему будет тянуть экономику на дно. Такое уже было в 90-е гг., когда для латания дыр в бюджете вместо сокращения расходов или поиска новых источников доходов печатали в неограниченном количестве рубли – к чему это привело многие тогда ясно увидели в августе 1998 года (на всякий случай напомню – в то время в России случился дефолт по суверенному долгу и всего за полтора месяца курс рубля рухнул в 3 раза). Конечно, сейчас экономика значительно более развита и устойчива, чем это было 15-20 лет назад, однако к такого рода программам пока еще не готова. В-четвертых, финансовые и в частности фондовые рынки будут полностью оторваны от реального положения дел в экономике. Говоря прямо – рынки будут расти, даже если экономика падает. Опять же к чему это может привести ясно показал пример Греции, и если в случае с последней есть множество доноров и спасательных кругов (будь то ЕС, ЕЦБ, МВФ и др.), то у России ничего такого даже близко нет. В конце концов, в один момент рынок может лопнуть, что приведет вначале к кризису в финансовом секторе, а затем распространится и на реальные отрасли экономики (ведь как известно, финансы – это кровеносная система экономики).
Наконец, в-пятых, спрос на рубли по-прежнему остается крайне слабым, в отличие от основных мировых валют. Российская валюта на сегодняшний день даже не является в полноценной степени региональной (рубли скупают в СНГ только тогда, когда в обменниках заканчиваются доллары и евро). На сегодняшний день ежедневный объем торгов во всех валютных парах с рублем не превышает и 3 трлн. рублей в сутки, в то время как по одной только паре EURUSD ежедневный объем торгов превышает 3 трлн. долларов. Поэтому большую часть рублевой эмиссии придется так или иначе скупать самому ЦБ и держать все на своем балансе. В результате, качество резервов регулятора значительно ухудшится, что снизит надежность национальной экономики в целом и финансового сектора в частности. Это неизбежно приведет к сильному понижению суверенного рейтинга, а также к падению инвестиционной привлекательности российских активов (в особенности для нерезидентов).
И вот здесь мы подходим к главному – почему собственно такой сценарий (количественное смягчение) для России неприемлем. Дело в том, что все страны, проводившие когда-либо количественное смягчение, так или иначе имели сильную валюту и устойчивую валютно-денежную систему. Иначе говоря – все эти страны уже имели твердую национальную валюту, либо которая является некоторым бенчмарком для всех остальных валют (как доллар или евро), либо была жесткая привязка курса к основным резевным валютам (доллару и евро), как, например, в случае со шведской кроной. Говоря проще – рубль не имеет особого значения для какого-либо крупного экономического региона. Даже страны СНГ не слишком охотно приобретают российскую валюту. Поэтому увеличение рублевой ликвидности в финансовом секторе в нынешних реалиях не представляет возможным без дополнительного давления на показатели инфляции и отток капитала.
Подводя итог, я могу сделать следующий вывод: в нынешних условиях и при текущем уровне развития экономики использовать такой механизм, как количественное смягчение в качестве стимулирования экономического роста не представляется возможным. Если говорить проще, то в данном случае рисков от использования этого механизма гораздо больше, чем возможных выгод. И если у США или Еврозоны есть возможность бесконечно много брать заемные средства на рынке и печатать в неограниченном количестве свою национальную валюту (соответственно доллары и евро), то у России ни той, ни другой возможности не имеется. А потому, в случае необходимости, быстро рефинансировать долг за счет новых займов на рынке не получится, что резко увеличивает риски дефолта, а значит и полного экономического коллапса.